«Такой системы нет, пожалуй, ни в одной стране»

Борис Вишневский
Борис Вишневский Общественный деятель, лауреат Правозащитной премии МХГ

Официальный правозащитник России полагает, что мы все защищены «в огромной степени»

Казалось бы, откровения Валерия Фадеева, главы Совета по правам человека при президенте, давно уже должны перестать удивлять, но с каждым разом ему удается взять новую низину.

И вот из интервью в некогда прославленном, а ныне весьма специфическом СМИ мы узнаем от него, что права человека в России защищены сейчас «в огромной степени» и что «такой комплексной системы защиты прав нет, пожалуй, ни в одной стране» (все это было сказано сразу после принятия пакета новых репрессивных законов).

Сразу, конечно, вспоминается советский анекдот «и мы знаем, кто этот человек», но ведь Фадеев не шутит.

Впрочем, если журналист у нас — Соловьев, писатель — Проханов, дипломат — Небензя, историк — Мединский, философ — Дугин, а режиссер — Богомолов, то правозащитник — безусловно, Фадеев. 

…Политические права и свободы интересуют российских граждан, считает Фадеев, но почему-то приводит пример монетизации льгот, когда «десятки тысяч людей выходили на улицы, пенсионеры перекрывали дороги», потому что «люди были обижены — для них льготы, даже если они ими не пользовались, важнее денег», и это «была даже не финансовая — политическая проблема».

А вот пенсионную реформу, по его мнению, провели «очень грамотно, и никто не выходил на улицы, но, рейтинг институтов власти снизился: людей это задело».

Тут куда ни кинь — везде пальцем в небо: во время «монетизации» 2005 года пенсионеры перекрывали дороги потому, что льготы у них отняли, условно говоря, на рубль (в том числе право бесплатного проезда, бесплатные лекарства и путевки в санатории), а «компенсации» предоставили на копейку — совершенно не адекватные стоимости отобранных льгот. И люди прекрасно это понимали, выходя на улицы и требуя справедливости. Хотя проблема, конечно, была и политической: только власть, не уважающая граждан и при этом не зависящая от них (механизм «несменяемости» к тому времени уже оформился), могла действовать таким образом.

Если же говорить о пенсионной реформе 2018 года, то вся «грамотность» ее проведения заключалась в том, что словом «реформа» прикрыли банальное повышение пенсионного возраста, которое вынуло из кармана у каждого примерно по миллиону рублей будущей пенсии.

При этом 80% граждан — по всем опросам — были против повышения пенсионного возраста, но власти поступили вопреки им.

И на улицы люди выходили — хотя и не в таком количестве, как во время «монетизации», но времена были уже другие, и карали за «несогласованные акции» куда серьезнее. Тем не менее в Петербурге прошло тогда несколько митингов против «реформы», и достаточно массовых. Вряд ли г-н Фадеев не в курсе (кстати, в это время он служил секретарем Общественной палаты и должен был знать о происходящем).

По поводу заявления о том, как прекрасно защищены в России политические права, Фадеева спрашивают: даже политические? И следует циничный ответ: «Если граждан политическая атмосфера устраивает — значит, все в порядке, проблемы нет».

По этой логике, в Советском Союзе политические права тоже были защищены замечательно: граждан вполне «устраивала политическая атмосфера». И в других тоталитарных государствах — тоже.

Можно было бы еще вспомнить советский анекдот о том, что в СССР права человека (понятие, ненавидимое властью вплоть до перестройки) никогда не нарушались, потому что у человека не было никаких прав…

Говоря о наказании за поиск «экстремистского контента», глава СПЧ удивленно сообщает, что «полез в Интернет узнать, что это такое» (если он действительно раньше этого не знал, находясь на своей должности, это показатель профессионализма. Б. В.) и выяснил, что в списке, который ведет Минюст, почти шесть тысяч материалов. И что это, «возможно, как-то связано с безопасностью», но Фадеев уверен, что «абсолютного большинства людей это не касается».

А на вопрос, не для того ли это сделано, чтобы «мы были осторожнее, чтобы думали: туда ли мы зашли, то ли мы читаем?», Фадеев отвечает: «Раньше надо было осторожничать», ибо «Большой брат» следит за каждым нашим шагом в Интернете, независимо — экстремистские материалы или нет, что купили, в каком магазине, и какое кино посмотрели».

Можно было бы, конечно, восхититься его гражданской смелостью, но оказывается, что под «Большим братом» он имеет в виду вовсе не то, о чем писал Оруэлл: речь идет об «агрегаторах музыки», интернет-сервисах и иных «серьезных платформах», которые «следят за каждым нашим шагом».

Те же, кого мы обычно имеем в виду (спецслужбы), по уверениям Фадеева, действуют «по закону об оперативно-разыскной деятельности», и «чтобы начать за нами следить, нужно решение суда или, в крайнем случае, прокуратуры», потому что «тайна частной жизни — это один из краеугольных камней жизни общества».

Читая это, кажется, что мы с главой СПЧ живем в разных странах.

  • Во-первых (главе СПЧ неплохо бы знать законы), прокуратура тут вообще ни при чем.
  • Во-вторых, за множеством оппозиционных политиков следили и следят без всяких решений суда: органы, ведущие оперативно-розыскную деятельность (а их в законодательстве прописан целый «букет», включая даже ФСО), могут вести слежку просто по собственной инициативе.
  • И в-третьих, санкция суда им нужна лишь на некоторые «мероприятия»: прослушку разговоров или «снятие информации с каналов связи». При этом практика показывает, что суд ее санкционирует в 100% случаев. Какая уж тут «тайна частной жизни»…

В 90-е годы, полагает Фадеев, «государство было очень слабо», и «все права нарушались», «небольшая часть российского общества думала, что у нее много прав, хотя не было даже права на жизнь», зато «в нулевых государство стало возвращаться, и народ воспринял это с огромным энтузиазмом».

Он сетует, что «часть интеллигенции приняла арест Ходорковского как наступление на свободу, хотя это была борьба нового государства с олигархической системой», и хотя государство «усилилось и подавило какие-то части российского общества», но «другая часть, большая, была этим довольна».

Про «борьбу государства с олигархической системой» — очень смешно, особенно когда вспоминаешь про Тимченко и Дерипаску, Ковальчуков и Ротенбергов, у которых все хорошо до сих пор. 

Откуда государственный правозащитник взял, что в нулевые народ воспринял «возвращение государства с огромным энтузиазмом», неизвестно: доказательств не приводится.

Ну, а права граждан нарушаются не потому, что государство якобы «слабое»: сравните, какие ограничения прав граждан и какие нарушения этих прав были в девяностые и в десятые, не говоря уже о двадцатых, при нынешнем «сильном государстве».

Но все это г-на Фадеева совершенно не беспокоит.

Когда ему говорят, что сейчас, как и при Сталине, «за слова можно получить срок», он уверенно отвечает: «3,5 года идет тяжелая война с Западом, и надо отдавать себе в этом отчет», «я как председатель Совета по правам человека не боюсь сказать — ограничения прав в такой ситуации могут быть и есть».

И добавляет: «Но я не могу поднять критический голос против российских институтов власти и правоохранительных органов, потому что ограничения, учитывая сложность обстановки, минимальные». Мол, «сколько у нас иностранных агентов? Под тысячу. Возбуждены уголовные дела, в основном против тех, кто уехал за границу».

Ну да, конечно, помним, как Фадеев назвал «минимальными санитарными мерами» лишение «иноагентов» без всякого суда двух десятков конституционных прав человека, смотря на это нарушение широко закрытыми глазами. Если это «минимальные» ограничения, даже не хочется думать, какие же тогда «средние», не говоря о «максимальных»…

Когда же его спрашивают о тех, «чье произнесенное слово признаётся экстремизмом», советник президента отвечает: «Оно подрывает дух народа во время тяжелой войны Запада против России», «Мы сегодня — главный враг Запада». Тем не менее для сохранения прав человека, по словам Валерия Александровича, «и существует Совет, который я возглавляю, а еще есть уполномоченный по правам человека, уполномоченный по правам ребенка, общественные наблюдательные комиссии, которые работают с заключенными, и так далее. Их никто не отменял. Это залог того, что все будет в порядке».

Доживи до наших дней такие правозащитники, как Андрей Сахаров и Сергей Ковалев, Михаил Молоствов и Виктор Шейнис, Арсений Рогинский и Людмила Алексеева, они бы ужаснулись подобным заявлениям: задача правозащиты как раз и состоит в том, чтобы поднимать свой критический голос против «институтов власти и правоохранительных органов», если они нарушают права граждан. И они (как и другие настоящие правозащитники) никогда не боялись это делать. И в жизни бы не сказали, что какие-то ограничения прав граждан «минимальные» и в них нет ничего страшного, а критическое слово надо запретить, потому что оно «подрывает дух народа».

Для реакционера и охранителя, в свою очередь, такие рассуждения вполне органичны. Так что странно, почему при таком образе мыслей Валерий Фадеев занимает такую должность. Надо или его менять, или должность как-то переименовывать…

Источник: Новая газета